Из руководства Муравейника: «Защищающее нас сходство всегда служило ключом к нашему выживанию. Об этом свидетельствуют устные рассказы так же, как и древнейшие записи, дошедшие до нас. Мимикрия, заимствованная нашими предками у насекомых, защищает нас от нападений со стороны Внешних. Наблюдения за насекомыми показывают, однако, что ценность этого фактора выживания остается невысокой, если не совершенствовать его и не комбинировать с другими техниками, особенно с новыми, поиск которых должен вестись постоянно. Подстегивать нас должна трактовка Внешних как хищников. Они нападут на нас, если обнаружат. А когда-нибудь они непременно нас обнаружат, и мы должны быть к этому готовы. Подготовка должна сочетать в себе как оборонительные, так и атакующие мероприятия. Во втором аспекте мы должны брать за образец насекомых — оружие должно отбивать охоту у напавшего повторить свою попытку еще раз».
Вибрации зародились где-то в недрах Муравейника, и оттуда начали распространяться вверх и в стороны волны, которые смогли зарегистрировать все земные сейсмические станции. Когда толчки прекратились, Хеллстром подумал: «Землетрясение!» Это была его опасливая молитва, не узнавание. Пусть будет землетрясение, а не провал «Проекта 40»!
Он только начал успокаиваться после захвата Джанверта, как начались эти толчки.
Смолкли поскрипывания, последовал момент неестественной тишины, словно все работники Муравейника одновременно задержали дыхание. Хеллстром прошел через мрак дома, замечая продолжающие ровно гореть лампочки, мерцающие в обычном режиме экраны. Он приказал:
— Доложите о повреждениях. Кто-нибудь, найдите мне Салдо.
Спокойный голос, которым Хеллстром отдал приказ, удивил его самого.
Через несколько секунд он увидел Салдо на экране в правой стороне арки. Хеллстром видел секцию широкой галереи за спиной Салдо, где оседала пыль.
— Они задержали меня! — приветствовал его Салдо, выглядевший растерянным и немного испуганным. Один из здоровяков-симбионтов, приданный исследователям, вырос за спиной Салдо и отодвинул его в сторону. Поднялась розовая ладонь перед лицом, и пальцы составили знак на языке Муравейника. Хеллстром перевел этот знак громко для тех, кто не видел экрана.
— Мы не одобряем недоверия, высказанного здесь вашим наблюдателем по отсрочке подключения силовых кабелей к нашему проекту. Пусть испытанное вами беспокойство станет слабым проявлением нашего неудовольствия. Мы бы могли вас заранее предупредить, но ваше поведение того не заслуживает. Резонанс, испытанный нами здесь, в Муравейнике, подтверждает эффект во много тысяч раз больший в фокусе направленного импульса. «Проект сорок», если не считать мелких побочных эффектов, окончился полным успехом.
— Где находится фокус? — спросил Хеллстром.
— В Тихом океане недалеко от островов, называемых Внешними Японскими. Они вскоре смогут увидеть новый остров.
Крупное лицо исчезло с экрана, и вместо него появился Салдо.
— Они изолировали меня, — запротестовал он. — Они держат меня силой и игнорируют мои указания. Они подключили кабель, не позволив мне связаться с тобой. Они не подчиняются тебе, Нильс!
Хеллстром показал «успокойся» и, когда Салдо замолчал, произнес:
— Доведи до конца порученное тебе дело, Салдо. Подготовь отчет, включая временные издержки, необходимые на исправление побочных эффектов, и представь мне его лично.
Он знаком дал понять о конце связи.
У Муравейника имелось свое оборонительно-наступательное вооружение, но его использование было сопряжено со многими проблемами. Беспокойство, охватившее Муравейник, затронуло и исследователей. Их обычная раздражительность переросла в открытое неповиновение. В Муравейнике была повреждена система взаимозависимости. Быть может, это даст им необходимую передышку. Муравейнику более всего требовалось время ненарушаемого спокойствия. Перемены поглощали резервы времени. Он видел это, сравнивая себя с молодым поколением. Хеллстром заблуждался на свой счет. Он действительно предпочитал речь, и язык жестов был противен его натуре, но не для нового поколения. Хеллстром испытывал нездоровое удовольствие в обладании настоящим именем, как всякий Внешний, но большинство работников были к этому равнодушны.
«Я — переходная форма, — говорил он себе, — и в один прекрасный день окажусь ненужной старой вещью».
Мерривейл стоял на балконе комнаты в трехэтажном мотеле и ждал рассвета. Было прохладно, но он надел на себя только серый шерстяной свитер с высоким воротником. Свитер был достаточно плотным, чтобы защитить его от холода даже тогда, когда он перегибался через металлическую балюстраду. Мерривейл задумчиво курил, вслушиваясь в ночные звуки: шаги на стоянке для парковки, шепот голосов этажом ниже, где минутой раньше зажегся свет.
Дверь этажом ниже открылась, выпустив веером по всему дворику до бассейна сноп желтого света. Человек вошел в свет и посмотрел вверх.
Мерривейл, глядя вниз, узнал Гаммела и подумал, что, вероятно, у фэбээровца есть сведения, касающиеся недавнего землетрясения, чей далекий рокот наполнил его комнату первобытными страхами. Разбуженный рокотом три четверти часа назад Мерривейл позвонил в номер на первом этаже, который они использовали в качестве командного поста. Гаммел не спал и на звонок ответил сразу.
— Похоже на землетрясение. Мы выясняем, есть ли разрушения. С вами все в порядке?
Мерривейл включил свет ночника. Электричество, во всяком случае, есть. Он оглядел комнату.